путешествуем вместе :)
0 Том, что мы забыли в нижнем тагиле и куда он рулит, а также почему этот город оптимально выражает системный русский хаос, рассуждает евгения долгинова.
«Зачем в Тагил?» — переспрашивают друзья. И поднимают брови: «Нет, правда, — зачем?» Явно не за подносами, явно не за самоцветами — в вещественном поле там ловить нечего. Подносы мне как-то совсем не пришлись — тусклое на мрачном, лиловое на коричневом, — они, конечно, поинтереснее жостовских, однако глаз не радуют. Прежний губернатор, было дело, сказал: «Женщины от них просто пищат» (живо вообразила, как пищит его жена, безупречная бизнес-леди породы «снежная королева»), но толку нет, тонкая сюжетная живопись на подносах — в основном в музеях или в особых сериях, а обычный, ширпотребный поднос — явно не шедевр «лакирного промысла».
С камнями тоже не просторно: ассортименты магазина подарков на тагильской улице Мира и сувенирной лавки у метро «Китай-город» различаются, можно сказать, ничем: те же рюмки-пепельницы из змеевика, те же толстоногие подсвечники и часы-яблоки. И малахитовые шкатулки ровно те же, ну, на тысячу-другую дешевле. Зеленая рябая пепельница однажды выскользнула у меня из рук и, ударившись о дверцу стиральной машины, благополучно раскололась, а машинному пластику хоть бы что. Нет, решительно нечего вывезти из Нижнего Тагила. Остались, конечно, и в камнерезном, и в подносном промыслах редкие, тонкие мастера, виртуозы цветов и объемов, но этот локоть не укусишь.
А ехать — надо. В город, где не советуют гулять по вечерам — по крайней мере, в одиночку; где на оформление симки или ожидание обеда уходит час (тут царственный персонал — спешить можно только на работу, но спешить на работе — уже дурной тон); где с утра в дверь съемной квартиры может вломиться незнакомая старуха с воплем: «С…а, кончай гнать наркоту!» (да, больная тема); где приезжий, едва умилившись оранжевому снегу и дивным коксохимовским дымам — о, палево-розовый юный лосось с переходом в жемчужный! — тут же зайдется в дурном кашле. В город, казалось бы, категорически не приспособленный не только для отдохновения, но и для — более или менее — жизни. Особенно, увы, в экологическом смысле. В город, улицы которого можно читать, как открытую книгу — где купеческое барокко соседствует с высокой конструктивистской аскетикой, классицизм — с хрущевками, а сталинский ампир — с расползающимися панельными строениями; где заводской дворец культуры слепит хрусталем и мрамором почище каких-нибудь столичных опер; где периодически обнаруживают то письма Карамзиных с описанием последних дней Пушкина (знаменитая «тагильская находка», описанная Ираклием Андрониковым), то, в запасниках, — «Святое семейство» Рафаэля Санти. В местном драм театре (имени Мамина-Сибиряка, кого же еще?) ставят мюзикл «Лисистрата» и володинские «Пять вечеров», в филармонии — то джаз, то арфа, то американский военный оркестр, в молодежном театре — все и всяческие авангарды. И местные девушки выходят в гололедную тьму египетскую, в торосы и сугробы на неизменных шпильках, в коротких юбках — им ли бояться.
Добавить комментарий