путешествуем вместе :)
Путеводители по лучшим местам мира
Архивы

Вакцина от рака - часть третья

ПОИСК МУТАЦИЙ
Хотя вакцины от рака появились со­всем недавно и еще толком не освоены, их уже можно назвать лекарствами прошлого века, так как они основаны на принципах, открытых в XX столе­тии и даже раньше. Но есть в арсенале медиков и по-настоящему инноваци­онные методы, хотя они пока и нахо­дятся на стадии клинических испыта­ний. Многие эксперты полагают, что прорыв в лечении рака будет связан с удешевлением технологий расшиф­ровки генома и поиска специфических, индивидуальных мутаций в переро­дившихся клетках пациента. «По ме­ре того как мы будем осваивать новые подходы, классические методы, бью­щие не точно по мишеням, а по всему организму, уйдут в прошлое или же бу­дут использоваться лишь как вспомо­гательные», — полагает Сальвадор Род-ригес-Ньето, специалист по геномам опухолей из Института биомедицин­ских исследований в Бельвидже. По своим проявлениям онкологи­ческие заболевания одного типа выгля­дят сходными, почти одинаковыми. Но в некоторых случаях пациенты выздо­равливают после стандартных проце­дур, а в некоторых, несмотря на усилия врачей, нет. Причины оставались не­ясными, пока исследователи не научи­лись читать записанный в ДНК «про­граммный код» клеток. Оказалось, что одни и те же клетки одного и того же ор­гана у разных людей «сходят с ума» по-своему. Например, ученые выяснили, что рак молочный железы — главная причина смерти женщин во возрасте от 20 до 59 лет в развитых странах—это не один, а три вида рака (а в действи­тельности еще больше). И каждый вид по-разному реагирует на терапию.

Для того чтобы обычная клетка превратилась в раковую, в ней должны произойти два ключевых изменения. Во-первых, клетка начинает безоста­новочно делиться и фактически стано­вится бессмертной. Во-вторых, потом­ки переродившейся клетки должны освоить технологию «колонизации» других органов — образования мета­стазов. Результат этих изменений всег­да одинаков, но биохимические пути, которые привели к нему, могут быть совершенно различными. Если паци­енту повезло и лекарство блокирует именно тот путь, который «сломался» у его клеток, он выздоровеет. Но если нарушена какая-то другая цепочка ре­акций или если опухолевые клетки вы­работали обходной путь, то препарат окажется бесполезным. Рак настолько разнороден, добавляет Родригес-Ньето, что в одной опухоли зачастую «сидят» клетки, выбравшие разные пути пере­рождения. «Немного утрируя, я бы ска­зал, что видов рака столько же, сколько больных им людей».

Сравнение последовательностей ДНК из здоровой ткани и из опухоли позволяет ученым выяснить, какой путь перерождения выбрали обезу­мевшие клетки, и подобрать препарат, максимально эффективный в этом слу­чае. Лучшего результата удается до­стичь при использовании лекарствен­ных комбинаций, которые нарушают сразу несколько жизненно важных для раковых клеток реакций и не оставля­ют им пространства для маневра. Лукас Уортман узнал полный профайл своих здоровых и переродив­шихся клеток во многом потому, что он сам занимается исследованием рака. Но большинство заболевших не име­ют отношения к науке, и у них пока не очень много шансов получить на ру­ки три миллиарда «букв» собственной ДНК. В 2011 году расшифровка генома для частного лица в США стоила око­ло 46 ООО долларов, в 2012-м биотех­нологические компании были готовы взяться за работу уже за 26 ООО. Если человек серьезно болен и расшифров­ка ДНК может спасти ему жизнь, неко­торые фирмы согласны снизить цену до 10 000 долларов, но и эта сумма час­то неподъемна для пациентов, особен­но с учетом стоимости самого лечения.

Аналитики предсказывают, что через несколько лет стоимость рас­шифровки полного генома упадет до 1000 долларов, и полноценно исполь­зовать эту технологию для войны с ра­ком врачи смогут уже в ближайшие 20 лет, отмечает Родригес-Ньето. По­ка же больным остается надеяться, что их раковые клетки несут одну из «по­пулярных» мутаций, против которых уже созданы эффективные препара­ты. Чтобы выявить такие мутации, не нужно определять последовательность ДНК всех хромосом, достаточно про­вести простой и быстрый скрининг на конкретные изменения. Нацеленные на эти изменения лекарства имеют на­много меньше побочных эффектов по сравнению с общей химио или радио­терапией — ведь они убивают только клетки опухоли. Сегодня лечение каждого паци­ента начинается именно с этого: врачи определяют, несут ли его раковые клет­ки какие-нибудь из хорошо изученных мутаций, и если да, то назначают ком­бинацию препаратов, которая убивает клетки именно с такими изменениями биохимии. Этот способ лечения назы­вается таргетной терапией и сегодня считается одним из самых перспектив­ных. «Как только у ученых появляется понимание, что для конкретного вида «рака» критична та или иная мишень, то сразу же (или достаточно быстро) происходит прорыв в терапии. Напри­мер, так появились «Гливек» для лече­ния хронической миелоидной лейке­мии и Zelboraf для лечения меланомы. Оба препарата в свое время совершили переворот в терапии этих заболева­ний», — рассказывает Денис Казюлькин, R&D директор компании ASINEX Corp., которая занимается поиском но­вых лекарств от рака. Но разработка препаратов вдет несколько медленнее, чем хотелось бы: «Поскольку все так или иначе упирается в деньги и время, то и результаты пока довольно скром­ные. Лекарства ведь создают с целью не только вылечить заболевание, но и за­работать. Так что инвесторы все время торопят ученых, а задача по выявлению новых мишеней и созданию схемы лече­ния чрезвычайно сложна. Большинство онкологических таргетных препаратов проваливаются в клинических испыта­ниях как раз из-за того, что ученые не слишком хорошо изучили мишень».

Будущее борьбы с раком — это исполь­зование возможностей иммунной сис­темы, в первую очередь применение антител, индивидуальный подбор препаратов и таргетная терапия. Пока найти нужную комбинацию препара­тов удается далеко не всегда, но, по ме­ре того как ученые будут больше узна­вать о метаболических путях здоровых и раковых клеток, шансы на успех бу­дут стремительно расти. «Учитывая, насколько сложен и многообразен рак, за окончательную победу над этой бо­лезнью еще предстоит изрядно побо­роться, я бы закладывался минимум на 50 лет. Но рано или поздно резуль­тат будет — никогда не говори «никог­да», если речь идет о человеческой сме­калке», — уверен Родригес-Ньето.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *