Атмосфера Сайги — продолжение

«Куплю старые сувенирные рога сайгака. Дорого». Такими объявлениями заклеены все углы в Элисте, столице Калмыкии. Набираешь указанный номер, и покупатель называет цену — тысяча рублей за рог. Но тут же оговаривается: «Маленькие рога или плохие — с трещинами или мраморным отливом — стоят дешевле». На вопрос, куда везти товар, мужчина отвечает, что подъедет сам. Происхождение рогов его не интересует.

Для республики, бюджет которой на 60 процентов дотируется из федеральной казны, тысяча рублей — хорошие деньги. А слова «старые, сувенирные» служат лишь прикрытием для нелегального бизнеса. Самые желанные здесь как раз свежие рога сайгаков-самцов. Закрученные спиралью, полупрозрачные, будто из воска. Их увозят за тысячи километров от Элисты — в Китай. Там, на прилавках аптек, их выставят уже по семь-десять тысяч долларов за килограмм — столько весят три-четыре рога. По словам Хлуднева, скупщики из России и Казахстана ездят по деревням, предлагают охотникам мотоциклы при условии: «Отработаешь сезон по сайгаку — мотоцикл твой». Полиция их не трогает: покупка рогов антилопы в России не запрещена, а продавец всегда может заявить, что нашел рог в степи. Лишь изредка груз задерживают на границе. В феврале 2012 года на КПП «Курмангазы» на границе Казахстана и Астраханской области казахские таможенники обнаружили сумку с 171 рогом. По словам контрабандистов — граждан Казахстана, успешно пронесших товар через российский кордон, — они купили эти рога в Астрахани, а перепродать собирались в Чимкенте, недалеко от китайской границы.

В традиционной китайской медицине порошок из рога сайгака считается верным средством для лечения гипертонии, эпилепсии, последствий инсультов. Миллионы китайцев готовы платить тысячи юаней за натуральные снадобья. Но в стране диких антилоп давно не осталось. Основные поставщики — Россия и государства Средней Азии. При этом охота на сайгака запрещена всюду. В России браконьеру, убившему одну антилопу, грозит штраф до 100 тысяч рублей. За убийство двух и более — тюрем ный срок до пяти лет. Но браконьеров это не останавливает.

«Когда-то сайгака били только из-за мяса. Во дворах промысловых хозяйств высились горы рогов — никто не думал их продавать, — продолжает Анатолий. — В 1990-х границы открылись, в это время многие в деревнях остались без работы. Тут-то и появились скупщики с предложением легкого заработка». Сразу изменилась технология охоты. Браконьеры отказались от огнестрельного оружия, нахождение с ружьем в заповеднике — уголовное преступление; пересели на мотоциклы — так легче загнать рогаля. А добить его можно кухонным ножом.

Десять лет назад восходящее над «Черными землями» солнце каждое утро освещало результат ночной «охоты» местных жителей: десятки вздувшихся сайгачьих туш с двумя кровавыми пятнами между ушей. Мясо «охотники» в спешке оставляли. Главным трофеем стали два витых рога, спиленные обычной пилой. Степь безлюдна. И лишена ориентиров. Но это только на первый взгляд. «Во-о-он вышка, старый триангуляционный знак, — показывает рукой Хлуднев на еле заметную на горизонте пирамидку, сваренную из ржавых железок, — нам нужно оставить его справа. А вон старый столб торчит, он должен быть позади. Мы там устроили гнездо для орла». Есть еще холмы, колеи в траве и, в конце концов, солнце и звезды. Ориентируясь по таким «указателям», Хлуднев подъезжает к месту, где его «Нива» посреди плоской степи неожиданно ныряет в «воронку» — будто поросший зеленой травой кратер, скрывающий микроавтобус УАЗ с длинной антенной и стоящий наготове зеленый кроссовый мотоцикл.

Директора встречают двое мужчин в камуфляже: его родной брат 55-летний Владимир и 46-летний Вячеслав Зимин. Они лежат на краю своего «окопа» и, упершись локтями, осматривают в бинокли горизонт.

Еще затемно, выключив фары на машине и одев приборы ночного видения, Владимир с Вячеславом пробрались на свой пост — одно из многих естественных углублений в степи, расположение которых инспекторы знают как свои пять пальцев. Они сидят в этой «яме» уже сутки, дежуря по очереди, отдыхая и кипятя чай прямо в машине. И проведут здесь еще 48 часов. Каждый день в заказнике дежурит как минимум один экипаж инспекторов — водитель УАЗа и мотоциклист. В ответственные дни, весной, во время отела или когда заходит большое стадо сайгаков, директор объявляет «мобилизацию» — на дежурство выходят все восемь. Хлуднев, командовавший в армии мотострелковым полком, уверен: ослабь «разведку» хоть на день, «охотники» поспешат этим воспользоваться. «Мы пересели с машин на мотоциклы, на другом транспорте за браконьерами не угнаться. У нас есть боевое оружие, рации, приборы ночного видения. Здесь идет настоящая война», — говорит Анатолий Хлуднев.

Один из его «бойцов», Вячеслав Зимин, сел на мотоцикл сразу же, как вышел из больницы после мотопоединка в 2008-м. «Страха не осталось. Но теперь, когда вижу в степи другого мотоциклиста, чувствую, как волосы на затылке встают дыбом», — смеется Зимин, натягивая на тело пластиковые щитки. В тот сентябрьский вечер 2008 года, когда он лежал под степным небом с трещиной в позвоночнике, никаких щитков под его камуфляжной формой не было. Профессиональная мотоциклетная защита для людей, каждый день рискующих головой на степном без­ дорожье, — недавний подарок одного из природоохранных фондов. Как и четыре старых японских мотоцикла и три «уазика». «Государство нам помогало лишь этим, — показывал Хлуднев днем ранее на проржавевший до дыр УАЗ. — А годового бюджета, выделяемого на бензин, хватает только на два месяца».

У заповедников и заказников в России сегодня два способа выжить, признается директор «Степного»: либо брать взятки, либо сотрудничать с природоохранными общественными организациями. Все машины, мотоциклы и даже бинокли инспекторов «Степного» пестрят логотипами зарубежных организаций: Между­ народного фонда защиты животных (IFAW), ЮНЕСКО, Народного фонда опеки редких видов (PTES). Первый в 2012 году выделил «Степному» около миллиона рублей на покупку нового УАЗа, топлива и запчастей. «Без помощи IFAW мы не смогли бы патрулировать степь так часто — нам просто не на что было бы покупать бензин»,— признается Хлз днев. Деньги на заправку машин астраханских рейнджеров собирают американские и европейские частные лица и компании. В России IFAW не занимается поиском спонсоров главным образом из-за сложности налогового законодательства. «Благотворительность в России сейчас быстро развивается, — говорит представитель российского офиса IFAW Елена Жаркова. — Но социальных проблем так много, что, выбирая, кому помочь — китам или детям, люди охотнее помогают детям».

Устроившись на краю «ямы» вместе с инспекторами, Анатолий Хлуднев осматривает травянистую низменность. «В декабре 2006 года на этой равнине было не менее двадцати тысяч голов сайги, — рассказывает Хлуднев, не отрываясь от бинокля. — Это было время гона, самцы дрались за самок, и все гигантское стадо медленно двигалось на восток, не обращая на меня никакого внимания». Зоологи, изучающие сайгаков, прозвали центральную часть заказника, за которой сейчас наблюдают инспекторы, «сайгачьим роддомом». Привлекаемые сочной травой, антилопы приходят сюда в конце осени. Самцы, головы которых увенчаны острыми рогами, начинают сражаться за самок, создавая гаремы. В декабре происходит спаривание — каждый самец-рогаль оплодотворяет десять-двадцать самок. Нередко мужские обязанности настолько выматывают рогалей, что те, обессиленные, замерзают или становятся добычей волков. А беременные самки, прокочевав всю зиму по степи, возвращаются в богатый травами «роддом» в мае, чтобы произвести на свет одного-двух сай-гачат. Анатолий Хлуднев опускает бинокль и признается: после того памятного дня в декабре 2006 года он не видел такого скопления сайгаков никогда в жизни. Сколько антилоп осталось в российских степях?

«Сказать точно нельзя», — два дня спустя разводит руками Виктор Дор-джиев, начальник отдела по охране сайгака Минприроды Калмыкии. Чиновник сидит за письменным столом в белоснежной рубашке и строгом костюме, но обветренное лицо и стоящие у стола две мятые канистры с топливом говорят о недавнем рейде по степи. «Полноценный мониторинг численности сайги — с использованием радиопередатчиков, малой авиации и спутниковой съемки не ведется. Потому что у республики нет денег. Мы пользуемся лишь экспертными оценками — результатами учета с автотранспорта, — продолжает Дорджиев. — В заповеднике «Черные земли» говорят о десяти тысячах голов. На мой взгляд, это слишком оптимистично, мы насчитываем не более семи-восьми тысяч». По тем же экспертным оценкам, в 1996 году в российских степях бегало 260 тысяч сайгаков, в 2001-м — 18 тысяч. В 2012-м… единого мнения нет, но скорость снижения численности от этого не менее пугающая.